М.Л.Плахова

Б.В.Алексеев

Вверх и вниз по Амазонке

Книга известных художников М. Л. Плаховой и Б. В. Алексеева во многом отличается от научно-популярных книг и рассказов о путешествиях. Все началось с того, что профессиональные художники участвовали в научных экспедициях на научно-исследовательском судне «Дмитрий Менделеев» в Тихом океане, позднее — на корабле «Академик Курчатов» в Индийском океане.

Средиземное море. О чудесах и лунной радуге.

А что записано в тетрадке? «Волны, с глухим шумом разбивающиеся о берег,— это биение сердца нашего родового дома. Жидкость, такая же соленая, как вода, течет по нашим венам. Исследованию моря я посвятил более полувека, иногда для меня наступают минуты отчаяния, но, как правило, я всегда остаюсь опти­мистом». Это Ив Кусто.

Сережа, может быть, вы расскажете, что случилось с «Аргусом» в сто пятом его погружении? (Эту историю мы слышали еще в Москве.) — Может быть, вы в курсе?

Отчего не в курсе, я сам тогда был на «Аргусе». Предстояло взять образцы грунта. Ну, погрузились мы на дно, а оно с очень сложным рельефом...

История эта едва не кончилась трагедией. Батискаф опустился, вышел на большую глубину. Слева — илистый, мягкий склон подводного ущелья порядка сорока пяти градусов. С него, потревоженная винтами аппарата, стала оползать илистая лавина. Взбаламученные донные осадки колыхались сплошной завесой, течений в этом районе нет, мутный шлейф обволакивал батискаф.

— У батискафа есть «слепая зона»,— продолжает Сергей.— Два боковых прожектора — как автомобильные
фары, а один, мы зовем его «подводным светильником», светит вниз. Как только пелена заволокла ллюминаторы,
«Аргус» ослеп.

Рассказывает неохотно, с паузами.

— Со склона шел, сильно провисая, тяжелый, свинцо­вый кабель. Батискаф прямо под него попал. Левая лыжня
плавно так, тихо вошла в ил — сразу стало темно, чувст­вуем, «Аргус» попал в капкан, держит нас кабель. Изменя­ли плавучесть, продували цистерны, пробовали вырваться, но скоро все мы трое поняли: сидим в ловушке. Кабель запутался не как-нибудь, а лег точно посредине между выступавшей рубкой и спасательным буем. Решили ждать. Через четыре часа тщетных усилий командир наш Евгений Павлюченко признал аппарат в аварийном состоянии и за­просил помощи с поверхности.

Запаса кислорода было у них на трое суток. Случилось то, что невозможно предусмотреть и вероятность чего нельзя предвидеть: батискаф не мог двигаться ни вперед, ни назад, ни вверх, ни вниз — никуда. Трудно представить себя в подобной ситуации.

— Чтобы кислород не расходовать, старались меньше двигаться, легли. Первые сутки никто из нас не спал, потом успокоились.

Хочется спросить, что значит «успокоились» при таком

стечении обстоятельств, но молчу, и Сергей продолжает ровным, бесцветным голосом:

— Есть не хотелось. Те двое суток, что пробыли под водой, никто к еде не притронулся. На вторые сутки
отказала подводная связь: что сверху говорят — слышим, а сами ничего передать не можем. Тогда стали молотком по металлической обшивке бить: частые удары «да, да, да», два коротких — «нет, нет». Шансы на спасение знали,
но старались сохранять спокойствие. А ктати,— неожи­данно добавляет он,— кстати, все, о чем рассказываю, на этом самом месте произошло, тут все и было.