М.Л.Плахова

Б.В.Алексеев

Вверх и вниз по Амазонке

Книга известных художников М. Л. Плаховой и Б. В. Алексеева во многом отличается от научно-популярных книг и рассказов о путешествиях. Все началось с того, что профессиональные художники участвовали в научных экспедициях на научно-исследовательском судне «Дмитрий Менделеев» в Тихом океане, позднее — на корабле «Академик Курчатов» в Индийском океане.

Средиземное море. О чудесах и лунной радуге.

свет окрашивает муаровыми переливами алюминиевые бока ангара. Колеса несущей платформы вцепились в рельсы — по крупному галечнику убегают к морю. Экипаж батискафа работает слаженно, без слов понимая друг друга. Металлическая лесенка кажется не-

нужной, так уверенно перемещаются они по корпусу, находя лишь им ведомые точки опоры.

От поведения машины зависит жизнь человека. Навер­ное, поэтому люди наделяют технику свойскими, земными именами: батискафы — «Скатом» и «Мантой», надувной рыжий плотик — «Пеликаном», барометрический испы­тательный комплекс — «Кроликом».

Все ниже скатывается солнце, удлиняя тени. В углах ангара сгущаются сумерки. Рабочее время истекло,'и, вы­тащив легкие теннисные ракетки, пилоты и наблюдатель отправляются на корт, за лужайкой. А мы остаемся наедине

с «Аргусом».

В сумраке поблескивают иллюминаторы глазастой руб­ки. Тишину прерывают лишь частые шлепки мячей да вскрики птиц: в эти часы ангар принадлежит ласточкам, среди хитросплетений опор и балок стального каркаса видны хрупкие птичьи гнезда. С недовольными криками кружат птицы, роняя на палитру нечто явно биологиче­ского происхождения,— выживают чужаков.

Ишь ты! Близко взял, и в тоне красиво.

Вписалось! А ракурс перебрал...

Техника и птицы! В этом что-то есть!

непосвященных трудно уловить суть. Акванавты продолжают сражение на корте, будто не им опускаться через несколько часов в глубины, не ведающие смен времен года и солнца. Никогда никакого света, кроме слабо­го мерцания бортовых огней и прожекторов батис­кафа...

А погода портится. Набрякли водянистые тучи, спешат закрыть небо. Ветер просвистывает долину, треплет лох­матую сирень, наизнанку выворачивая листву. Простые и махровые, белые и голубые, розовые, фиолетовые, сире­невые гроздья источают аромат, заглушая запахи моря. И вот уже дождь полосует землю. С торопливым стуком захлопываются ставни, скрежещут железные ворота — сотрудники, получившие благоустроенные квартиры в Ге­ленджике, спешат добраться домой.

Располагаюсь с Натальей в пустующем коттедже, где в небольшой квадратной комнатке определен наш приют. Алексеев предпочитает раскинутые сиденья духоте поме­щения и отправляется спать в машину, несмотря на адскую канонаду капель по жигулевой крыше. Ночью слепящие молнии бьют совсем рядом, глушат раскаты грома, свистит, позвякивая стеклами в оконных створках, ветер.

Но это пустяк в сравнении с грохотом в коридоре, где сохнут свежезанисанные холсты. Что-то падает, лязгает, трещит и бьется, кто-то, тяжело ударяясь о стенки, мечется в передней. Наконец дверь распахивается, и нечто мокрое, сверкнувшее рыжим в очередном блеске молнии, врывается в комнату и забивается под мою койку.